1. Имя и фамилия персонажа.
Сейчас носит имя Ульрих, Ульрих фон Рабе (Ulrich von Rabe) в разные времена и эпохи звался по разному - Ангрихон среди полубезграмотных рабов Черной Земли, они еще писали о нем в каком-то талмуде, кажется про здоровье, там точно в названии про загар было. Или Зогар? Эрра среди игиги Города Площадей, Мерезин или Мерихим среди мрачных седобородых алхимиков Старого Света, и еще сотней, если не тысячей имен и прозвищ. Среди ровни известен как Ворон, Псих или Чума.

2. Возраст
Сам утверждает, что с Дня Шестого, но точно не помнит, может и соврать, внешне выглядит в зависимости от состояния на 25-40 лет.

3. Раса
Демон

4. Внешность персонажа.
Какие только облики не испробовал за прошедшие века - экспериментатор. Был и стариком, и невинным дитятей, и зрелым мужем, и юнцом, подобным нераскрывшемуся бутону... Отвлекся, чертов Китай... Не гнушался и женским ликом, после чего пошли гулять легенды о Чумной Невесте и Тифозной Мэри. К седьмому с половиной тысячелетию  после сотворения мира остановился в мужском теле годов тридцати. Наличие или отсутствие хвоста у этих трех десятков зависит от настроения, количества барбитуратов или еще каких транквилизаторов в крови, а так же степени вымотанности на данный конкретный момент.
Невысок, не дотягивает даже до шести футов, смугл и черноглаз. Когда бледнеет - кожа приобретает неприятный оттенок трупной прозелени. Высокие скулы, острые черты лица, сотни оттенков улыбок, ухмылок, усмешек создают впечатление, что он способен при помощи одной только мимики пересказать "Иллиаду" от корки до корки, не переврав даже список кораблей. Длинные пальцы с постоянно обкусанными ногтями почти всегда в движении - поясняют, рассказывают, ощупывают, поглаживают... или может, ввинчивают, разрезают и выдирают, ни минуты покоя. Голос тягуч, как жженый сахар и бархатен, как самое темное пиво, которое здесь, прости их господи за величайший грех, совершенно разучились варить. Постоянно курит - то дешевые самокрутки, набитые подозрительным хламом, чуть ли не резанными пещерными грибами в смеси с сушеным синим червем в пропорции три к одному, то стильные трубки, то дорогие сигары, скатанные на влажном бедре передовичками секс-индустрии в свободное от основной работы время. Неравнодушен к бижутерии, может появиться в лохмотьях, но с килограммом платины в ушах, на шее и пальцах. Особенно нежно любит массивные перстни - они прекрасно заменяют кастет и берегут холеные пальцы с, невзирая на уход, постоянно обгрызенным маникюром.
В демоническом обличьи являет собой или необычайно крупного ворона, или шестикрылую птицеголовую тварь с телом рептилии и змеиным хвостом.

5. Характер.
Как у мотылька - с цветка на цветок, с яблока на яблоко. Только вот из цветов почему-то все больше росянки попадаются, мухоловки, да трупные лилии, а яблоки в основном глазные, или, если не повезет, так и конские.
Романтичен, артистичен, способен на чистом азарте и кураже поставить пьесу одного актера для обреченного города, в который уже пришла чума, но этого еще никто не знает. Споет серенаду, чтоб аккордом оттенить последний вздох. Если жертва серенады этот вздох вовремя не испустит - скорее всего дорежет для красоты момента.
Влюбчив, нежен, неотразим - ибо кто уложит в постель вернее чем горячка? Бывает ли любовник жарче лихорадки? Кто способен устоять перед силой страстей в болезненном бреду? Ему все равно, ребенок или старик, последний из длинной династии императоров или усатая бакалейщица. Ему не важна внешность, что вы, это для него последнее дело, его куда больше интересует то, что внутри, как и полагают верным романтические девы любой эпохи, особенно те, которых природа обделила смазливой внешностью. Вот только то, что внутри, это вовсе не богатый духовный мир, не мысли и даже не душа, ценнейший дар человеку творца. То что внутри - это внутренности, жидкости тела, секреции, железы... Это ведь так... романтично.
Не доверяет никому и никогда, но подвержен греху азарта - играет с людьми, играет в людей, играет на людей. Почти всегда под кайфом, для чего находит все новые и новые способы. Со своей точки зрения логичен, но даже собратья считают его безумным. Ну... или слегка не в себе - так говорят те, кто точно муха в мед, влип в ханжество и лицемерие человеческой вежливости и корректности. Но и они за спиной кличут его Психом.

6. Род деятельности.
Бизнесмен, меценат, мизантроп... ммм, пардон, филантроп, конечно. Владелец фармацевтической компании "Эрра".
Адский князь. Возглавляет шестой чин. Сеятель заразы и бедствий.

7. Способности.
Обычные для демона высокого чина.
Власть над болезнями, телепортация, природные катаклизмы, проекционная телепатия, сдвиг психики (болезненный бред), изменение уровня загрязненности окружающей среды.

8. Ориентация
Би

9. Биография.
Как только тварная плоть лишилась совершенства покинув Эдемский Сад, так немедля появился стимул к ее развитию и совершенствованию. Гордость Ангхриона, искры мудрости творца, переплавилась в горниле самопознания в гордыню. Охранник стал пастухом. Надсмотрщиком. И любовь никуда не делась, лишь приобрела странные формы. Хранитель и ревнитель, санитар леса и Добрый Доктор Чума, не ведающей жалости рукой доброго пастыря выкашивающий тысячи несовершенных, чтоб оставить в живых десятки... таких же несовершенных. Потом люди придумали этому имя и оправдания - мор, пандемия, эволюция, естественный отбор... Ох, душка Чарли, как же ты был прав! Что может быть естественнее отбора? Не раздача же милостыни, право слово.
Сотни и тысячи лет рядом с людским стадом прогуливался безумный волк по имени Чума, отбирая нерадивых агнцев божьих. Не брезгуя, впрочем, и вполне радивым, это уж как повезет. Все симптомы известных и неизвестных заболеваний он испытал на себе. И когда черная смерть впервые загуляла на земле между реками - ему привычнее и милее было думать логикой горячечного бреда. И ведь все понимали! Плакали, смеялись, раздирая пальцами набухшие с голубиное яйцо бубоны и понимали.
"Князь лихорадки" - лебезили адские подхалимы, - "Эрра, Эрра Чумной", - гудела толпа на площадях Урука, - "Псих", - шептались за спиной такие же древние, но все же не так, не настолько безумные твари.
Он гладил гусей, ероша дыханием их перья на берегу Тибра и в Рим приходила чума. Он целовал усатые мордочки корабельных крыс и под сладостную италийскую ругань на генуэзском корабле чума плыла в Лондон - смешно, год был с числом зверя, 1666, и многие поверили в конец света. Еще там что-то горело, но это уже не к нему. Сверкали пара новехоньких медных грошей в ладони полковой маркитантки, и он, запрокидывая голову, вбивался меж влажных женских бедер, даже не сняв с нее юбки, зачем? После, полученный сифилис солдаты несли точно полковое знамя, передавая его от деревни к деревне, из Старого Света в Новый вместе с конкистой. Помнится, Асмодей так ярился, даже сломал кому-то что-то, когда от дурной болезни в новооткрытой Америке вымерло несколько племен. И с чего? Дурашка, правда.
Он смеялся в голос на опустевших площадях вымерших городов. Стаскивал на скорую руку стругаными баграми смердящие тела в моровую телегу, и его спутниками было извечное хриплое племя ворон да кандальники, которым было и так помирать, если не повезет. Маммон в то время неплохо нажился на уксусе, через который торговали с зараженными, да на взятых на тихом глазу из выморочных домов вещичках. Одно время Эрра был знаком со смешным парнем по имени Вилли. Правда, для солидности тот просил называть его Уильямом. Это после его стихов Ворон танцевал ночами между гранитных склепов, ловил на подобранный череп лунные блики и орал во все горло: "Горацио, я знал его! А Розенкранц и Гильденстерн - бобры!" И длинноносая маска-мортус смеялась вместе с ним.
Какое-то время он даже считал людей не более чем уютными ходячими вместилищами для любезных сердцу хворей, которые под его взглядом начинали меняться и плодиться как дурные. Наверное, это потому что он любит их. Он мог бы остановить их, но почти никогда не делал этого, если только настойчиво не просили сверху. А жаль. Что просили.
Но богаче всех оказался двадцатый век от Рождества Христова. Казалось бы, простейший грипп. Но, испанка в начале века и целый их букет в конце. Птичий, свиной... потом его заклинило и он носился с козьим гриппом. На примете были еще верблюжий для арабов и крокодилий для Египта.
В 2002году явился в Мюнхен, принять в наследство от безвременно почившего дядюшки, Отто фон Рабе, бразды правления крупной фармацевтической фирмы "Эрра", известной на мировом рынке как один из крупнейших производителей средств контрацепции, а так же внушительными суммами перечисляемыми на исследования лекарств против СПИДа.
Часто срывается в непредвиденные вояжи по миру - от саммита в Осаке до пьянки в Уганде. В Мюнхене, Дрездене и Берлине ведет полубогемный образ жизни, шокируя добропорядочных обывателей экстравагантными выходками.

*****
Бежит, торопится гусиное перо, роняя капли чернил на плохо отскобленый пергамент. Подрагивает рука писца выводя привычно четкие италийские буквы.
"История осады Каффы, фактории Генуи, Джанибеком, Золотой Орды ханом, произошедшая в 6854 год от сотворения мира, 1346 же год от рождения господа нашего Иисуса Христа, со слов Габриэля де Мюсси, нотария из Генуи, бывшего при сем событии записанная."
Писец выдохнул, утер вспотевший лоб рукавом давно не стиранной мантии и застрочил дальше.
"Осадил в тот год ордынский хан  факторию Каффу с войском превеликим, чем вызвал в народе плач и стенания, но защитники города крепки были телом и духом, и давали отпор устремлениям неверного. Ярился вражеский полководец под неприступными стенами, но одолеть не мог. И было так до тех пор пока не пришел к неверному приспешник диавола и не сказал ему - "Поклонись мне, и я сделаю так, чтоб город пал". Ответствовал неверный - "Поклонюсь, коли дашь мне смирить этот город". "Тогда слушай..."."
- Тогда слушай, - сказал этот странный италиец в черной джотте на чистейшем и сладостном языке пророка Мухаммада, да святится его имя во веки веков, - нужно сделать так, как я говорю. Во-первых, останови катапульты. До ночи они тебе не понадобятся.
Джанибек смотрел на этого непонятного человека, прошедшего незаметным через весь военный лагерь к самому хану, и настоявшему, что хочет говорить, и понимал, что несмотря на то, что что италиец один, а у хана целая армия, италиец не боится. Не алчет награды, выгоды, и не боится. Капля испарины неприятно холодя кожу поползла с виска. А вот хан начинал его опасаться. Может он сумасшедший?
- Прикажи принести раненых, из тех, что уже отходят, и большие корзины. Ночью твои катапульты метнут куски мертвых тел в осажденный город, и в него придет болезнь. Она подкосит силы защитников и город сам, как спелое яблочко, подкатится к твоим ногам. Тебе останется только наклониться и поднять его.
Джанибек хотел было спросить с чего это от свежих трупов, каких прекрасно хватало и с той стороны стен, в городе начнется эпидемия, но вдруг как наяву увидал прекрасную картину - расшитая золотом и жемчугами парча втоптана в грязи копытами его коня. Жирный кадди неверных ползает на коленях, вымаливая пощаду городу, жеребец гарцует мимо покорно склоненных фигур будущих рабов...
Хан втянул в себя воздуха, отер предательскую каплю с виска и зычно каркнул:
- Делай! Но если... не так, сам, лично в ковер закатаю.
Медовая змеиная улыбка заструилась по губам италийца.
- Не думай беспокоиться, хан. Просто делай, как я говорю.
И вместо того, чтоб приказать десятникам сломать незнакомцу хребет за дерзость, Джанибек только кивнул.
И чужеземец заскользил тенью между десятком принесенных раненых. У одного не хватало руки, у другого вместо глаза пузырилось кровавое месиво, и все они как один, метались в бреду, том самом бреду из которого нет возврата. Италиец склонялся то над одним, то над другим, придерживал ласково скулу, целовал в обметанные губы, приникал ртом к разверзтым ранам. И черная смерть, до поры дремавшая в нем, напитывалась демонической силой, пробуждаясь, оживая и пропитывая каждую клеточку тела несчастных с ужасающей скоростью. Буквально на глазах побледнел однорукий. Под шеей вздулось два темных  пузыря, каждый с голубиное яйцо, не меньше. Захлебнулся кровавой рвотой слепой. Захрипел безногий, испуская последний вздох.
- Дай мне меч, хан, - чужак показал пустые руки. И Джанибек не колеблясь снял свой с богато расшитой перевязи. Италиец коротко размахнулся и раскроил первый труп пополам - голова и рука отдельно, остальное тело отдельно. Пальцы хана вцепились в луку седла. Ни один человек не способен на удар такой силы, что на земле разрубит лежащего.
- Несите корзины, - тот прикрикнул на нукеров и те унеслись быстрее ветра. Хеканье. Удар. Еще удар. Чужак, улыбаясь будто обретенному сыну, целует отрубленную кисть и кидает ее в плетеный короб.
- Пусть твои стрелки постараются, чтоб снаряды упали в разных частях города. И, придется подождать. Неделю, может меньше. - Италиец равнодушно сел на землю возле походного костра и завернулся в плащ из темной шерсти, намереваясь спать.
- Мм... послушай. А как тебя называть-то?
- Можешь Корвусом. А можешь как хочешь, мне все равно.
Минуло три дня. Разведчики доносили, что город еще держится, но жители в панике - на погосте уже не хватает места. Люди внезапно падают в лихорадке прямо на ходу и, прометавшись несколько часов, умирают. Это было неплохо. Куда хуже было то, что и армия Джанибека начала редеть не только от вражеских камней и стрел.
Еще через несколько дней хан с ненавистью глядя на то, как плывет воздух перед глазами от лихорадки, рыкнул:
- Будь ты проклят, Корвус. Будь ты проклят, ворон. Падальщик. Собираемся. Уходим.
Он не дождался городского головы с ключами от города всего несколько часов. Несколько паршивых часов. Но его солдаты уже кашляли кровью, а самого его бил озноб. От горячки и от ненависти. Ненависти к вылежанному телом кругу пожухлой травы возле походного костра, где всю эту неделю спал Корвус. Падальщик. Чума.

Отредактировано Чума (2012-07-13 18:55:29)