Путь от западного ямына* Бэйпина* до поместья достопочтенного Бингвэн Дзы занял почти полтора ши*. Сначала тунлин* стражи обильно жестикулируя объяснял вознице, куда он может деть повозку и мула в придачу, если не перестанет загораживать ворота городской управы. Потом возница сплюнув в пыль смачный ком жевательного табака, рассказывал этому рожденному в травах* где, когда, с кем и в каких позах матушка уважаемого тунлина зачинала его и его братьев, несомненно обретших уважаемую профессию метельщиков и золотарей, пойдя по стопам своих почтенных отцов. Обогатившись познаниями о своих родословных два этих достойных человека все же выяснили, что за шелковыми занавесями повозки томится дальний родственник достопочтенного тай-шоу*, и все же стоит не стаскивать возницу с передка повозки при помощи алебарды, обращаться с которой десятник был большой мастак, а стоит объяснить слуге молодого господина, как ему быстрее попасть в объятья любящего родича. Объяснил тунлин коротенько и доходчиво, не прошло и одного кэ*, а мул остался целым, невзирая на свистящую в опасной близости сталь, которой десятник указывал - "а через пол-ли* свернешь направо, и будет тебе "Сливовое озеро", усадьба глубокоуважаемого господина тай-шоу".
Весеннее солнце припекало уже совершенно по летнему, квелые мухи десятками гибли под беспощадными ударами мулова хвоста, а юный сюцай* Ду Ву*, недавно сдавший экзамен на первую ученую степень в северной столице, с интересом читал трактат "Стебель кувшинки в медном тазу", хмыкая на особо откровенных местах. В воротах ямына десятник, уже и позабывший о недавней стычке вдруг почувствовал себя нехорошо, и, крикнув сменщика, ушел в караулку. Вынесли его оттуда уже к вечеру, беспамятного, напевающего в бреду припев из скабрезной песенки, снова и снова, с упорством механического соловья, что, говаривают, был подарен одному из императоров эпохи Тан.
Достопочтенный тай-шоу долго вспоминал по какой линии ему приходится родичем юный гость, но, так и не вспомнив, решил, что семейный долг свят. Чему, впрочем, немало поспособствовала узкая ладонь отрока, едва разменявшего пятнадцатую весну, что коснулась богатых одежд "дядюшки Дзы", символически понимавшая прах из-под ног, и отдававшая всю власть на собой старшему родичу.
За трапезой "дядюшка" был оживлен, много говорил, часто наливал кубок, и отечески оглаживал хрупкое плечо "племянника".
- И запомни, мой мальчик, сила - вот что по  настоящему ценно в этом мире. Сила опора всему. Держись своими хрупкими корешками за могучий ствол и не пропадешь.
Лицо Бингвэн Дзы раскраснелось как в лихорадке, проступили вздувшиеся жилы, он часто отдувался и отирал пот.
- Сила! - кулак обрушился на стол и тонкий чженьский фарфор жалобно звякнул. - Сила! Я их всех научу уважать силу!
Кусок утки вылетел из палочек и плюхнулся в мисочку с кизиловым вареньем. Тай-шоу стиснул жирными пальцами плечо юного родича.
- Вот, Ду Ву, знакомься, мой самый верный помощник, Ли Фэнг, верен как пес, если и оттяпает кусок мяса, то никак не из чужих рук, - Бингвэн разразился утробным хохотом, в котором отчетливо проскочили нотки безумия. - Или может и ты меня продал, а? Признавайся, Ли!
Новоиспеченный сюцай успокаивающе коснулся поросшего жестким волосом запястья, и слова прошуршали, словно бархат по песку, стряхивая лишние частички с высохших чернил.
- Ну что вы, дядюшка Дзы, у вашего помощника такое открытое и честное лицо. По всем признакам почтенный человек исключительных достоинств.
- Мммм..?? - глубокомысленно сказал чиновник, и уронив голову в салат из маринованных сливовых лепестков, звучно захрапел. К вечеру сон перешел в горячку. Добудиться не смогли ни младшая жена, ни срочно приглашенный старшей женой лекарь. Приказ о казни Мэй Седьмой, злосчастной вдовы, так и остался неподписанным. Дремала в яшмовой шкатулке большая квадратная печать. Народ шептался по подворотням, но пока ждал чего-то.

Отредактировано Чума (2012-07-14 04:08:00)

Ночь шептала о прохладе, переговаривались цикады в кустах криптомерий, им вторили сверчки, которых слуги уважаемого тай-шоу держали в специальных бамбуковых клеточках, гулко ухала ночная птица, тяжело всплескивал живущий в пруду карп. Все дышало негой и покоем. Все, кроме мечущегося в жару наместника, его младшей жены, бессменно дежурившей у ложа, менявшей пересыпанные льдом тряпицы на челе больного, лучшего лекаря Бейпина, Чжу Второго, пользовавшего беспамятного тай-шоу гирудами, сиречь, пиявками. Лихорадка, высосанная жадными скользкими тварями отступала на время, но лишь для того, чтоб восстановив силы, вернуться вновь. Лишь под утро горячечный бред перешел в тяжелый болезненный сон. В тот же час, когда испустил дух один скромный тунлин западного ямына. Почтительный сын третьего дознатчика тайной канцелярии кровнородственного вана Гун Ди, который не первый год, особенно после победы над монголами, заглядывался на богатый Бейпин. Жена и наложница оплакали десятника. Клекотал от голода почтовый сокол, которого предыдущим вечером должен был отправить уважаемому отцу злосчастный тунлин. Нервничал Гун-ван, не получая известий из взбудораженного Бейпина. Роптали войска наместника, второй месяц не получая жалования - приказ о выделении трех сотен лянов серебра на прокорм солдатам лежал неподписанный в той же шкатулке, что и приказ о намеченных казнях. Казначей уважаемого тай-шоу мутно икая поливал теплым вином грудь молоденькой певички в одном из зеленых теремов в компании веселого спутника, в котором, если приглядеться, можно было узнать давешнего слугу юного сюцая. И судя по звону серебра, жалованье солдатам уходило на куда более приятные цели. Все грозило бунтом. А если дать покипеть этому котлу еще несколько дней, да присыпать беспокойством Гун-вана, оставшегося без дознатчика, то обычный бессмысленный бунт обещал вырасти полноценной гражданской войной. Ибо как говорили мудрецы древности - войско оставшееся без головы подобно рою кровожадных москитов, бросающемуся на любого, кто окажется поблизости, и рассеять его можно лишь огнем.
На одних лишь устах гуляла улыбка умиротворения. Молодой племянник Бингвэн Дзы спал безмятежным сном уставшего ребенка, которого ждет завтра не менее радостный день, чем тот, что утомил его сегодня.
Вышколенная прислуга дома тай-шоу не тревожила сон молодого господина до самого позднего утра, покуда он не кликнул служанку, приказав подать чаю. За чайником которого его и застал визит опечаленного недомоганием своего господина Ли Фэнга.
- Ничтожный сюцай приветствует сиятельного господина, - Ву не поднимаясь с подушек изогнул спину в почтительном поклоне, сложив узкие кисти. - Разделите со мной скромную трапезу?
Темные глаза, казалось, не выражали ничего, кроме искреннего почтения, но где-то в самой глубине зрачков плескалась насмешка. Уловить ее мог бы разве что очень внимательный человек.
- Я разделяю вашу скорбь и печаль. Состояние моего уважаемого родственника и вправду далеко  цветущего, но я уверен, что лучшие врачи не покладая рук заботятся о нем, и его недуг, убоявшись столь могучей атаки, бежит подобно испуганному зайцу от голодной лисы.
Сюцай опустил взгляд, и повел рукой, настойчиво приглашая опуститься рядом - законы гостеприимства святы.
- Я понимаю вашу растерянность, и впрямь, череда совпадений может навести на темные мысли, но поверьте, господин Ли, мои руки никогда не касались яда, а уж тем более как я мог лишить себя радости общения с дядюшкой Дзы добровольно.