Касание к бедру, показало больше, чем сказали бы слова. Тонкие пальцы стали чуть теплее, вампиресса возбуждалась, а это делало совместную пытку еще слаще.
- Ахх, – последний укус и ощущения подсказали, что он опять остался один в бездне своего нетерпения, желания и сладострастия.
Пытка и этим продолжалась, заставляя вздрагивать в ожидании, пытаясь разобрать это просто дуновения ветерка от окна, или приближение госпожи. Связанные запястья, не мешали пальцам переплетаться, поглаживать себя, хоть так пытаться утолить гигантский тактильный голод, овладевший всем разбуженным для ласк телом.
Но любое ожидание бывает в конце концов вознаграждено. Так, или иначе. Острые иглы, раскаленной капели, пролились с небес на беззащитное тело, пронзая насквозь, вбиваясь в позвоночник, сжигая нейроны, понуждая Ария биться в путах, извиваться, сотрясая кровать и грозя вырвать ремни.
- Даааа, о, дааа, тааак, - крик рвал горло, сбиваясь в кашель, и вновь в громкие стоны.
Огненные струи стекали к чувствительнейшей коже боков, солнечного сплетения, паха, пока не затвердевали, стягивая и давая передышку.
Пущенные опытной рукой вампирессы скатиться по низу живота, они успевали взять вздыбившийся член в восковое кольцо, обнять лавовым жаром яйца и соскользнуть, даже к нервно пульсирующему колечку ануса.
Безумная дрожь колотила юношу, дрожь, которую могло обуздать, погасить только самое жаркое и бешенное совокупление.

Но нежданная заминка вдруг повисла в воздухе. Все еще запрещая себе перестать быть человеком, Арий ощущал так, что госпожа отошла и, видимо, завозилась с чем-то, может раздевалась? Жаркая волна пробежала по телу, даже душа горло, не давая вздохнуть спокойно. Почувствовать прикосновение ее обнаженного тела, даже если она и не развяжет его, холодное скольжение возбужденных, твердых сосков роскошной груди, давление соприкоснувшихся бедер, гладкого или может щекочущегося короткой порослью волосков, лобка.
В жар этих мечтаний, как удары током вдруг обрушились рваные шлепки стека. Сильнее, слабее, по самым чувствительным зонам и меж ними, массированно, жестоко, и очень сладко. Ломая и счищая подтеки воска, усиливая муку. Жажда Ария взвилась на новую высоту, тем более, что рука принадлежала не вампирессе. «Она позвала подмогу? Она не могла прочесть его фантазии. Значит, сама мечтала о таком?»
- О, вы лучшая госпожа в мире, - стонал он между криками, и шипением, от хлесткой порки.
Каждый удар отзывался теперь в распаленном члене, вызывая капельки секрета на его навершии, каждый удар и кольцом проходился по кишкам, будто напоминая, как там могла ходить чужая плоть. Слезы страсти покатились из уголков глаз юноши, впитываясь в ткань повязки.
И новая пытка, как укусы орды комаров, что-то очень острое и постепенно горячеющее, заплясало по его руке, в диковинном танце, от плеча, до пальцев. Художник штрих за штрихом врезал в его кожу орнамент. Мерцающее сознание следило за росчерком стила, выходя из тела, на пике возбуждения забывая о человеческом. Второе плечо, тупая ручка описавшая круг вокруг плачущей плоти, веревка, обвившая и сказавшая «стоп».
Человек умер. В какие цвета болезнь раскрашивает кожу? Красный – лихорадка, белый – обморок, синий и фиолетовый – гематомы, желтый – желтуха, черный – гангрена. Пожалуй, только зеленого нет в этой гамме. Узор на руках Ария заполнился цветами, яркими, заливая границы прихотливой фантазии художника, как самая изумительная татуировка. Рисунок держался несколько долгих мгновений, позволяя зрителям заметить его, насладиться, и, начал исчезать, затягивая порезы.
Затычки в ушах исстаяли водой, пролившейся на подушку.
- Я хочу слышать твое дыхание и биение сердца - мужчина, и твое биение «не жизни» - женщина, - шепот наполнил будуар, сделав воздух липким.
Бесшумным ветерком, как болезнь входит в дом, неразличимым, но вспыхивающим жаром при соприкосновении, обвеяло сначала оборотня, проскользив с ног до головы. Арий узнал знакомого.
- О, оборотни так непосредственны, - ветерок ласкающе обвил плоть Грегори.
Найдя вампирессу, он озадаченно облизнул ее ноги, забрался под платье, нежно мазнул по груди, шее, и коснулся губ. Арий не понимал, что не так? Калейдоскоп закрутился в голове вампирессы, разворачивая нить воспоминаний назад. Вот юноша сидит на стойке.
«- Добро пожаловать в «Приют», Северин. И хоть у нас не Италия, уверена, вам здесь понравится. – Вампиресса улыбнулась, в глазах ее сверкнули хищные огоньки.»
«Меня зовут Арий» - разве бы это изменило череду картинок побежавших следом.
Пощечина, юноша на коленях, юноша стонет под ударами стека, все больше пеня кровь вампирессы. Юноша вытянулся на кровати, растянутый в путах, ослепленный, глухой, а ее губы исследуют его перевозбужденное тело. Воск белой струйкой растекается по коже, рисуя прихотливые узоры-подтеки. И опять глоток за глотком воспоминания о изумительных деликатесах его откликов и желаний, стучались в холодный чехол тела Гизеллы, возвращая ее в тот миг и тот накал, когда появился Грегори.

Отредактировано Атраморс (2012-06-24 12:59:14)

Он уже чувствовал это прикосновение раньше, оно прошло прохладным ветром по его груди, и шепот, окутывающий, въедающийся в кожу, только на мгновение. Разум старательно махал ему ладошкой, отказывая, давая волю инстинктам. Стид будто стал сильнее, массивнее, на теле явственней прорисовывался рельеф мышц. Он довольно зарычал, когда Гизелла сжала его член, толкнулся бедами вперед, и застонал, когда язык девушки коснулся его плеча. Сердце в груди отбивало ритм все быстрее и быстрее, в глазах стояло бескрайнее, дикое возбуждение.
Когда последовал первый удар, он неотрывно следил за реакцией. Какое же чуткое тело у этого блондина, как он потрясающе ловит удовольствие от боли, чем ярче ощущения, тем сильнее, глубже заводится его любовник. Грег выдохнул, видя, как Гиз заносит руку для нового удара, поймал ее за локоть.
- Тссс... - Прошептал он сзади на ухо, обнимая за талию, прижимаясь горячим обнаженным телом к ее спине, оглаживая ладонями живот, кладя руки на грудь, сжимая, тиская немного грубо, покусывая плечо. - Можно? - Что он имел в виду, объяснить сейчас все еще остающемуся в человеческом обличии зверю было крайне сложно, но он сделал проще - не дождавшись даже ответа, рванул к кровати, пока следы еще оставались на теле, начал бороздить их языком, начиная от ступней вверх, пробуя на вкус, ловя запахи, исходящие от тела парня, раскатываясь на нем сверху до низу, колени, бедра, языком по члену, кружа, плашмя и самым кончиком, так же умело выводя влажные узоры, как только что он поступал с кинжалом. От члена вверх, к ямке пупка, ныряя туда, обводя, помечая, следом по груди, тут уже на сосках вновь пошли в ход зубы, только легкими касаниями, вверх, к шее. Он лежал на блондине, щекоча его губы своим языком, затем отстранился, коснулся своей груди выше соска, вспарывая проявившимся когтем себе кожу, вновь вызывая кровь, и так же принялся спускаться - от шее к ступням, оставляя кровавый след, рукой размазывая красное по белой коже. А потом устроился у ступней, выжидательно глядя на вампирессу, облизывая свою ладонь от крови. Он тяжело дышал, балансируя на грани обращения, но не срываясь.

Его задела эта реальность, именно потому, что сознанием он сейчас был больше зверем, чем человеком, запах болезни и гниения почти вспорол кожу от кончиков пальцев на ногах, на мгновение, так, что он даже растеряться не успел. Гизелла любовалась ими, он знал, как она возбуждена, как возбужден этот парень на кровати, а он хотел их, до потери пульса хотел, его желание, как лавина, обрушивалась в пространство, ограниченное четырьмя стенами реальности. Дыхание кондитера, сладкий, в какой-то момент до болезненной приторности, вкус его кожи, его стоны, его обида, почти такая же чистая, как желание Стида, которую оборотень слизывал, желая доставить удовольствие этому светлокожему стройному парню, почти мальчику, узоры на теле для обоих, для их гостя и для Гизеллы, которая пахла сейчас возбуждением, нетерпеливостью, уже тоже почти по-звериному.
Добравшись вниз до ступней, которые недавно были истязаемы ногтями девушки, оборотень улыбнулся и принялся щекотать ступню языком, покусывать пятку, посасывать пальцы и нырять языком между ними. Одной рукой он потянулся к возбужденному члену блондина, принявшись подрачивать, и вновь облизывал. Его язык был действительно безупречным оружием, управлялся Грег мастерски, и будь сейчас поблизости черенок от вишни, он бы завязал его морским узлом. То время, когда они были с Гиз, если они действительно занимались любовью, частично и она испытала на себе эти сладкие пытки, но сейчас он показывал мастер класс. А в голове рисовались возможные позы, которые можно было бы использовать так, чтобы получить удовольствие всем вместе. Продолжая скользить ладонью вверх-вниз по члену, Грегори бросил взгляд на Гизеллу, проводя языком дорожку по ступне - от основания большого пальца до пятки, чуть сжал член у основания, чтобы не дать любовнику кончить. В его голове мелькала картинка, что Гиз сейчас возьмет эту сладость в рот и будет сосать, пока он продолжит обрабатывать совсем изящные и такие чувствительные ступни парня. А потом они еще что-нибудь придумают, что-нибудь, что сведет с ума еще больше. Только от того, что он сам сейчас творил, оборотень глухо застонал, его член тоже стоял дыбом.
Даже если Гиз поступит так, как сама захочет, подумалось ему, все равно, уже все равно, эта ночь для них троих, они все получат максимум удовольствия, а на утро будут довольные и уставшие. В своих мыслях он сейчас был чист и откровенен, ему хотелось, чтобы им всем было замечательно, и это пока у него получалось, пусть он чуть было и не испортил момент.

Он был готов взвыть, когда Гиз куда-то сорвалась и убежала, нарушив их маленькую тихую игру. Что сподвигло ее к такому, ведь ничего страшного вокруг не происходило, все было тихо, спокойно и мирно, иначе он бы почувствовал первым. Или это тоже был приступ ревности? Первым порывом было броситься за ней, забыв обо всем, но как он мог забыть об этом прекрасном существе, оставить его на кровати таким расстроенно-неудовлетворенным. То, что он не оставил, было не последствием страха или укора совести, это было желанием доставить парню удовольствие. Нечестно так - раздрочить и бросить, подумал Грегори, который побегом Гизеллы был на какое-то время выбить из звериного состояния.
- Милый, хороший, - он взглянул на лицо блондина, на повязку на лице. - Она сейчас вернется. - Пообещал он, искренне надеясь, что так и будет. - Дай ей время. - Кто знает, какие причины заставили ее так поспешно исчезнуть, но Стид решил, что наверняка крайне важные. - Я с тобой. - Оборотень знал, что тот его не слышит, но чувствует, поэтому сам приступил к тому, что, как он полагал, должна сделать Гиз. Взял в рот, почти до основания, рискуя задохнуться, потому что у него было безумно узкое горло. Если облизывал он мастерски, то тут он явно был начинающим, но так обрабатывал горячим ртом стоящий дыбом член кондитера, что вкладывал себя всего в этот процесс. Старался, работая губами, помогая языком изнутри, стараясь вновь не сорваться и не войти в состояние зверя. Пока что ему совершенно не хотелось буйства. Но почему-то он почувствовал чужое желание, желание чего-то куда более острого, выпустил член изо рта, и без подготовки вошел в узкое, уже знакомо сладкое, узкое нутро парня. И опять - как будто он имел девственника, туго шло, отчего кружилась голова, и похоже, не только у него. Стоны срывались с губ любовника, всхлипы, а Грег только пожалел, что эти стройные ноги нельзя забросить себе на плечи и вновь вылизывать и зацеловывать их. - Да... - В унисон стонам звучит его хриплый вскрик. - Да! - Он почувствовал легкую, едва заметную боль, которая расползалась по телу, в попытке заставить его отступить, но только на мгновение, и вновь только чистое возбуждение, подводящее его к бурной, неистовой разрядке. Кажется, этому красавцу, извивающемуся под ним, даже затычки не помогли, так громко оборотень взвыл. Но даже собственный вой не помешал ему услышать вновь открывающуюся дверь. - Гиз, пожалуйста! - Стид искренне надеялся, что это - вампиресса, и что она готова присоединиться к ним.

Глубоко, размеренно, сильно и грубо ходил в нем член оборотня, вколачивая будто всю его звериную сущность - энергию бескрайних полей, трав, пряно пахнущей земли, свободу перекатывающихся мышц и желаний не ограниченных никакими глупыми препонами.  Пить, пить эту волю, эту чистоту, эту силу, почти захлебываясь, хрипло всхлипывая, выгибаясь до хруста костей.
Белая нить морозца расчертила узор звериной страсти. Горький аромат духов женщины, шепот ее мыслей, вздрагивание оборотня, первым принявшего ее ласку. Первым вкусившим дурман ее губ и взорвавшийся этой сладостью, растекаясь в нутре Ария. А холодок скользнул одаривать лицо всадника. Касание жесткого рта, сплетение языков. Еще, глубже, теснее.
Рвануть к себе легкое женское тело, делясь пеной страсти оборотня, осколками преломленной через плоть Ария сладости соития.
Хочу, я хочу тебя вампир, хочу твоих стонов, твоей распахнутой души, твоей плоти, твоего удовольствия. А еще тепла, огня, истинной страсти и боли.
Желтый дымок, с каждым поцелуем Гизеллы, входил в ее тело, вытесняя алую ауру и делая на короткое время ее опять человеком. Той веселой и открытой девочкой, что прибегала на уроки музыки, воспитанной в смешной средневековой морали и тонко подтачивающей ее вольнодумскими книжками.
Сильные руки оборотня, опять одуряюще пахнущего желанием, стянули на край кровати уже живое, теплое тело, обманчиво, на время, вытеснившее вампира. Пальцы Ария запутались в черном шелке волос Гизеллы, направляя ее голову к пышущей жаром, влажной, распаленной плоти.

Отредактировано Атраморс (2012-06-28 09:44:39)

Отредактировано Грегори Стид (2012-06-30 09:13:54)

Компромиссы, компромиссы. Арию хотелось звериной страсти волка, но и хотелось человеческой мягкости вампира. Но, нельзя объять необьятное. Зверь чуть не вырвался на волю, но красная шапочка была цела и невредима. Сладкие волны оргазмов обоих любовников захлестывали, наплывали жарким зефиром и острыми покалываниями перевозбужденной кожи.
Руки Ария нежно оглаживали плечи вампирессы, помогая вернуться, а оборотень наконец перестал давить их обоих своей тяжестью и, прирученным зверем, свернулся рядом, сопя носом и лизнув шершавым языком.
Вампир просыпался – всадник видел, как алеет аура, как холодеет тело, белеет кожа, пунцовеют губы и ожесточаются черты лица.
- День рождения – шепнул он, отрезвляюще, пробуждающейся хозяйке борделя.
Уходить надо по-английски – бесшумно, незаметно, аккуратно. Тело Ария истаяло на ложе, чтобы соткаться вновь в кабинете вампирессы, подобрать одежду и одеться. Он мог, конечно, сразу вернуться в свой дом, проявившись на своей постели, но решил забрать грузовичок и прокатиться по ночному Мюнхену. Вдохнуть таинственный аромат спящих улиц, расслабить зудящее еще разрядами восхитительнейшего удовольствия, тело, успокоиться, умиротвориться.
Иначе необузданная, почти болезненная чувственность алкала зверя, хотела продолжения, не сдерживаемого компромиссами.

->>Самаэль и Арий

Отредактировано Атраморс (2012-07-03 12:22:30)

Волк искал, искал по запахам шин бедной оставшейся где-то там машины, но они были где-то смыты водой, волк петлял, кружил, запутывался, несколько раз чуть не налетел на случайных прохожих, которые вряд ли бы оставили появление огромной зверюги без внимания, а уж тем более были бы ему рады. Он промок насквозь, был побит сквозняками, а внутри был тяжелый отпечаток пребывания демона, осадок горькой печали за тех, кого оставил там, в машине. Где-то внутри человек дал себе обещание найти эту женщину, обязательно найти и поговорить, ведь у него была стойкость к этому существу, пусть даже от него он становится волком. Ведь Грег до сих пор не знал, кто он больше, человек или зверь, да и было ли это важным, нужно было найти Гиз, рассказать обо всем. Да, недавно они ссорились, он обвинял ее, возможно, слишком резко, не дал договорить, сорвался и сбежал, возможно, чтобы не причинить ей вреда, потому что таблеток у нее не было, а процесс превращения в волка - дело пары минут. Хорошо, что ему удавалось себя сдерживать.
Наконец, он нашел бордель, принадлежащий вампирессе. Но заявиться туда лохматой зверюгой было бы странно, конечно, менее странно было бы заявиться туда обнаженным мужчиной, оценили бы, наверно, но это бы не оценил уже он сам. Волк протяжно завыл, глядя на окна публичного дома, где гуляли, пили, веселились, занимались сексом, жизнь кипела, несмотря на бесконечные потоки воды с неба. Оборотень переместился, пытаясь находить самые сухие места под крышами, под навесами над окнами, и вновь завыл, протяжно, печально, пытаясь позвать ту, что его понимает, ту, кто может быть, все-таки ждет. И вот сейчас даже у него силы были на исходе, а тут еще предательское превращение обратно. Зверь последний раз стрельнул глазами в сторону "Последнего приюта", и на его месте уже сидел человек. Грегори, мокрый, местами в грязи, голый, как новорожденный младенец или член клуба нудистов, сидел на земле, даже не находя в себе сил подняться, и сил не физических, скорее, моральных. Потому что с его возвращением на него обрушились воспоминания, кусками, отрывками. Парня качнуло, да так, что он чуть не приложился головой о стену. Это заставило его таки встрепенуться, и Стид обрадовался, что он недалеко от заведения Гиз, с которой он так нехорошо поступил. Серые лапы точно нашли дорогу, но что было там, что случилось с машиной? Он помнил крыс, бросавшихся на него, то, что он взлетал над землей, помнил попытки спасти ту девушку, был еще кто-то.
- Хватит... - Прошептал он воспоминаниям, закрывая одной рукой глаза, вторую выставляя вперед. - Хватит. - Там еще была Элизабет, мертвая Элизабет, но это все было только видениями, зато слишком острыми, чтобы не оставить след, не страха, но боли, той самой, которую он испытал, когда только узнал о ее смерти, когда видел тело на опознании. - Не надо... - Взмолился он от очередной картинки перед глазами. Он видел что-то тогда будучи волком. Чучело... Из ребенка? Младенец, лежащий в кровати, с глазами из высококачественных, чтобы выглядело натурально, материалов, набитый ватой. Он снова чуть было не обратился, подбирая ноги к животу, закрывая глаза обеими ладонями, будто все еще опасаясь, что демон этот может быть где-то рядом. - Слишком для меня... - Почти шепотом, хрипло пробормотал он.

Он не отшатнулся от прикосновения, зверем и человеком распознав, чей запах, голос, чья рука, наоборот, сейчас это было спасательным кругом посреди того океана безумия, в котором он тонул. Гизелла, живая, не призрак, присланный чужим разумом, настоящая, не придуманная кем-то и не собирающаяся тут же распасться на миллиард частичек пепла с внезапно пробившимся из неоткуда палящим солнцем. "Нет": вновь то ли подумал, то ли сказал Стид вслух, забирая вещи, молча принимаясь натягивать их на себя, стараясь не терять вампирессу из виду, а когда оделся, оказалось, что к нему вернулась способность нормально разговаривать.
- Гиз, извини, что заставил тебя волноваться, что сейчас испугал тебя. - Его все еще качало, он оперся спиной о стену. - Я... расскажу тебе все, что захочешь, но это тебе не понравится. Это страшно и больно, и воспоминания грызут мой мозг, - крысы, были крысы, - как страшные костлявые грызуны. - Он почти на автомате похлопал себя по карманам. Сигареты остались там, как и весь рюкзак, но Грег решил, что его все равно вернут, вместе с машиной. - Да, извини за машину, - извинения сыпались, как автоматная очередь. - Извини за то, что я наговорил, наверно, не важно, было это реальностью или нет, это было здорово, но я верю, понимаешь, я хочу в это верить. - Он высунул руку из-под навеса, ловя капли, вытирая ими лицо, лизнув свою ладонь. - Просто пообещай мне, что если когда встретишь девушку в черных очках, ты не станешь смотреть ей в глаза. Ни одной, - уточнил Грегори. - Избегай людей в солнечных очках. Пойдем, ты замерзла. - Он увидел, что Гизелла кутается в шаль, взял ее за руку и сквозь пелену дождя повел обратно, в бордель.
Кажется, его вид, скорее, те эмоции, что исходили от него, пугали работников борделя, охранники хотели были остановить его, думая, что он собирается причинить вред их работодательнице, но Байер успела дать отмашку, что все в порядке. Уже в ее кабинете парень отпустил ее руку, опять стекая на пол у стены, подпирая ее спиной, взглянул на Гиз.
- Может, так надо было? Чтобы я ушел, встретился с ней, - он не слишком соображал, что вампиресса знать не знала, о ком он, да только его мысли сейчас были открыты, читать их было не сложно, а вот нужно ли, там еще свежими ранами оставались ужасные видения, присланные демоном. - Она не виновата, она жертва. Оно пыталось... стать мной, а я волк, и начал... - Рассказ был сбивчатый, и сам оборотень не понимал, что зевал в течение него, ужасно хотелось спать. - Я найду ее... и помогу. И ангела найду... всех найду... - Он уже почти спал в попытке устроиться у стены кабинета в лежачем положении.